Калининградские психологи — о волне тревожности: ковид запустил процесс, а СВО довела до пика

Начиная с сентября этого года социологи фиксируют высокий уровень тревожности россиян, который может быть спровоцирован, в том числе, событиями на Украине и объявлением частичной мобилизации. Отмечают рост числа обращений и психологи. По их словам, клиенты с паническими атаками и тревожными расстройствами часто прибегали к помощи специалистов еще во время пандемии коронавируса , но с февраля 2022 года вырос спрос не только на психологические услуги, но и на  препараты для лечения депрессии . Какие страхи вызывает невозможность спланировать свое будущее, может ли негативная новостная лента спровоцировать серьёзное заболевание и есть ли возможность выбраться из состояния глубокой тревоги без помощи специалистов, «Новый Калининград» узнал у калининградских психологов.

Поскольку я работаю медицинским психологом, мне приходится часто видеть пациентов, попавших в ситуацию, когда возникают постковидные осложнения в форме апатии, снижения или колебаний настроения, нарушений сна и т.д. Еще один момент — это особенность протекания пандемии: ситуация неопределенности, то есть непонятно, когда ждать конца вирусной угрозы. Также возникают новые правила жизни, новая реальность. Люди, которые предрасположены к волнению и тревоге (у кого такой тип реагирования, кто более лабилен эмоционально, у кого есть сложная социальная ситуация в семье или связанная с работой), сталкиваясь с состоянием неопределенности и неизведанности новой реальности, оказываются в эмоциональном состоянии , при котором тревога всё больше «раскручивается» в голове.

— За тревожность у нас отвечает так называемое миндалевидное тело, амигдала. Это такое наше древнее образование [головного мозга], миндалина все время стоит на страже нашей безопасности, она отвечает за формирование эмоций, в том числе страха и тревоги, в стрессе она руководит нами, подсказывает, что делать, за чем следить, на что нужно обращать внимание, когда что-то происходит. В процессе эволюции это образование было человеку жизненно необходимо, так как в древние времена опасность была повсюду. Я обычно говорю, что выжили тревожненькие. Остальных съели. Сейчас ситуация немного изменилась. За нами тигры не гоняются, нет непосредственной угрозы умереть от чьих-то когтей или клыков. В современной жизни, когда возникают какие-то ситуации, угрожающие привычному ходу событий или безопасности, миндалина помогает нам аккумулироваться. Но если тревога становится постоянной, хронической, то наш организм начинает работать на повышенных оборотах. Соответственно, наступают определенные стадии стресса. Есть стадия напряжения, стадия адаптации и стадия истощения. Если мы на стадии адаптации настроили свой мобилизационный механизм и реализовали свою тревогу в какие-то конкретные полезные действия, то вы справляетесь со стрессом, знаете, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию или адаптироваться к ней. Если же мы не справляемся, наступает стадия истощения. Это когда очень много тревоги и страха. Кто-то в этом случае уходит в психоэмоциональные расстройства, а у кого-то, кто хуже осознает свою внутреннюю эмоциональную жизнь и ощущения, эти эмоции уходят в телесные ощущения — психосоматические расстройства. И тогда мы можем видеть рост сердечно-сосудистых заболеваний, нарушения желудочно-кишечного тракта и так далее. Тревога достаточно часто бывает иррациональной. Иррациональная тревога хорошо узнается по сослагательному наклонению. Например, мы сидим и думаем: «А что, если...?» Чаще всего тревога раскручивается в сторону страшных последствий и ожиданий от будущего — так называемой катастрофизации событий.

— Это зависит от типа высшей нервной деятельности. Есть более мобильные нервные системы, есть более устойчивые. Зависит это еще и от стиля воспитания в семье. У тревожных родителей может вырасти нетревожный ребенок? Есть стереотипы поведения, которые передаются из поколения в поколение. Ребенок в семье видит те стереотипы коммуникации, которые есть между отцом и матерью, между бабушкой и дедушкой. Он обучается с чистого листа. В терапии я часто сталкиваюсь с ситуациями, когда эти программы работают у людей неосознанно. Люди не понимают, почему они поступают именно так, почему выбирают этих, а не других партнёров , почему они без конца тревожатся и беспокоятся обо всем. Да потому что у них мамы и бабушки тревожились. Кстати, истории про военное время тоже оказывают влияние. Наши мамы и бабушки попадали в тяжелые ситуации, получали посттравматический стресс, психологические травмы, были потери близких. Эти люди потом воспитывали детей. В травматическом прошлом, в тех событиях они потеряли ощущение безопасности, и эту идею опасности, исходящую от мира (кстати, вполне реальную в военное время), они передали своим детям, а потом их дети передавали страхи своим детям, из поколения в поколение.

— Тут идет сочетание биологического и социального. Например, более-менее устойчивый тип может попасть в тревожное окружение. В нашей жизни очень часто бывает, когда мы раскручиваем гипотетические ситуации, они постоянно крутятся у нас в голове. Это та же самая миндалина, которая, как говорится, стоит все время на страже. Очень трудно затормозить ту тревогу, которую она продуцирует. Она включает симпатическую нервную систему, а симпатическая нервная система работает как газ в автомобиле. Она отвечает за стресс-реакции: в кровь попадает коктейль из адреналина, норадреналина и кортизола. Кровь отливает от внутренних органов и приливает к мышцам, а мы начинаем либо убегать, либо догонять, замирать. В экстремальной ситуации, когда нужно быстро действовать, это хорошо, но бывают и другие ситуации. Можно предположить, что те люди, которые собрались и уехали спонтанно, они это сделали чисто на эмоции страха. Есть еще в нашем мозге неокортекс, кора. Это более позднее образование. В коре есть лобные доли, которые отвечают за стратегические решения, за произвольность нашего внимания, за умение делать какие-то выводы, за регуляторность поведения, стратегию. Соответственно, мы не сразу бежим, а сделаем вдох-выдох, подумаем куда идти, а только потом идем вперед. Но лобные доли, поскольку это более поздние функции, они и включаются позднее. В психотерапии очень часто идет работа над тем, чтобы осознавать, какие решения идут спонтанно, на «миндалевидной волне». Ведь этим очень часто манипуляторы пользуются. Если вы проанализируете ситуацию в продажах, то заметите такие трюки: «Если вы купите сейчас, то это будет стоить столько-то, а если через день-два, то вообще ничего не останется». И мы иногда принимаем такие решения, что лучше бы никаких не принимали.

— Мошенники именно так и работают. Их задача выбить нас из привычной стратегии, чтобы наша миндалина почувствовала опасность, чтобы заставить нас что-то делать. Когда включается симпатическая нервная система, то появляется идея: «Я должен что-то делать срочно». Конечно, в эволюционной истории мы должны были убегать или догонять. А сейчас, в социальной ситуации, стоит сделать вдох-выдох, какими-то практиками помочь себе. Сесть и стратегически разложить, что будет дальше. Конечно, многие наши сограждане приняли решение, спровоцированное страхом и тревогой. Когда мысли развились до катастрофических ожиданий, сознание сужается до одного варианта. Терапия может рассмотреть разные варианты развития событий и их процентную вероятность, взвесить «за» и «против» и помочь сделать осознанный выбор.

— Тут, конечно, нужно смотреть на параметры. То есть какими тестами пользовались и какие исследования проводили. Но если мы будем говорить о сентябре, то у нас есть также понятие переходного периода от сезона к сезону. При смене сезонов, смене погоды, изменении длины дня и других параметров некоторые хронические заболевания обостряются. Это накладывается на социальные и информационные факторы. Есть тут и процент постковидного синдрома. Есть и влияние ситуации, связанной с мобилизацией, и еще каких-то двух тысяч причин. Когда у нас идет бесконечный информационный поток, общество постоянно находится в состоянии напряжения. Да, на ковид уже внимания никто не обращает, его вытеснили новости о специальной военной операции. Люди оказываются на грани своих психических возможностей. Отсюда и срывы нервной системы. Это четко отслеживается как по росту, так и по тяжести обращений.

— Это скачкообразный рост обращений?

— Не могу так сказать. Есть волна, которая плавно нарастает. В этом году я наблюдаю больше тяжелых депрессий. Некоторых пациентов я отправляю к доктору. Почему-то некоторые люди боятся обращаться к докторам и думают, что через психологов все решат, они держат свое болезненное состояние до последнего. У них пропадает сон и аппетит, у людей нет сил что-то делать. В таком тяжелом состоянии они обращаются ко мне, а я их перенаправляю, потому что по диагностическим критериям не имею права этим заниматься. Препараты уже подбирает доктор. Психиатрические и пограничные состояния достаточно чреваты, если работать без фармакотерапии, потому что у той же депрессии высокий суицидальный риск.

— Новостная лента может спровоцировать депрессию?

— Есть идея о том, что я могу что-то контролировать и от чего-то предохраниться, если буду знать все последние и распоследние новости. Наши проблемы, связанные с тревожностью, идут оттого, что мы неправильно интерпретируем информацию, которая к нам поступает. Есть такое понятие — когнитивные искажения. Мы ставим сами себе ловушки мышления, в которые сами же и попадаем. Та же история с катастрофизацией: мы крутим страшные сюжеты в своей голове, запуская порочный круг тревоги. Любые мысли о том, что «все будет плохо, и мы все умрем», запускают состояние стресса. Запускаются гормоны, которые приводят в возбуждение мозг и нервную систему. Мыслей становится еще больше. Люди бегают по этому кругу и доводят себя до истощения. Задача терапии — разорвать этот круг и рассмотреть альтернативы.

— Можно ли выйти из тревожного состояния самостоятельно?

— Это тяжеловато. Для этого нужно уметь абстрагироваться, чтобы посмотреть на себя со стороны. Все, конечно, зависит от накала страстей. Бывает, что человек настолько захвачен и миндалина настолько газует, что тормознуть тяжело. Если тормозить, то нужно использовать все, что может включить нашу парасимпатическую систему, отвечающую за состояние расслабления, покоя и стратегического мышления. Я люблю дыхательные практики. Если пойти через физиологию, то самый простой вариант — делать выдох в два раза длиннее, чем вдох. Есть много техник. Есть методика «Бодискан», это когда вы на вдохе концентрируетесь на том, чтобы посмотреть, где в теле есть очаг напряжения, а на выдохе выпускаете это напряжение. За 5-7 минут эта методика позволяет снять очаги напряжения. Расслабляя тело, мы можем расслабить голову.

— Это такое психическое явление, которое очень заразно. Эта зараза охватывает всё общество, и уровень тревоги возрастает реально. Вообще же экзистенциальная тревога — это нормальное явление, и человек в течение своей жизни привыкает к ней. Она может быть связана со смертью как самого человека, так и со смертью близких. Но случается, что уровень тревоги становится выше порога.

— Все люди одинаково подвержены тревоге?

— Вообще примерно 30% людей тревожны по сути, по характеру. А вот ситуационная тревога присуща всем людям, даже уверенным в себе — они в какой-то ситуации тоже могут стать тревожными. Люди, склонные к тревоге, во время тревожной ситуации начинают передавать свою тревогу окружающим, тем, кто до этого был спокоен. Мои клиенты приходят со своими проблемами, не связанными со специальной военной операцией, с мобилизацией или с остатками пандемии, но их проблемы усиливаются за счёт всеобщей тревожности. То есть человек приходит рассказать про какую-то свою проблему, но чувствуется в нём ещё и тревожность, полученная в социуме. Конечно, мы в разговоре касаемся этой проблемы, потому что её нужно проговаривать. И я стараюсь успокоить человека по поводу этой всеобщей тревожности. Вообще смысла тревожиться нет. Тревога — это самое бесполезное чувство. Это даже не чувство, это маркер эмоции, которая не распознаётся. Если мы признаемся себе, что есть какой-то страх — страх мобилизации, например, или за близких, которые сейчас находятся в Украине, то это и будет страх. А если мы не будем говорить про этот страх, то тревога останется. Действительно, люди боятся за себя и за близких, они боятся и за бизнес. Я думаю, что психологи должны тут играть роль реалиста.

— Разве есть пациенты, которые приходят с жалобами на тревожность? Они ведь, наверное, с другими проблемами обращаются.

— Тревога, связанная с СВО и мобилизацией, идёт фоном, и это видно. Эта тревога усилила личные проблемы людей, какие-то их неурядицы. Я это ощущаю. С другой стороны, я знаю, что с этим делать. Заражение очень вредно, так недолго и до депрессии себя довести. Появляются бессонница, уныние, снижение активности. Но есть 70% людей, которым не присуща тревога. Есть и примерно 40% тех, кто всегда спокоен. Психологи понимают, откуда в них это спокойствие. Это говорит о том, что человек за счёт своего мировоззрения видит ситуацию более широко. Есть даже молитва такая: «Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого». Тут голова нужна. Неопределенность возникает от того, что у человека мало знаний, информации, понимания и осознанности. Всё это рождает тревожность. Особенно это было заметно, когда люди стали уезжать. А когда они стали возвращаться, мне как-то даже весело было. Был очень сильный заразительный эффект, и все поехали на Кавказ, в Казахстан. Люди не осознавали, что они делали.

— Некоторые наши сограждане, пытаясь получить максимальное количество информации по тревожащей проблеме, «подсаживаются» на новостную ленту. Среди ваших пациентов есть такие? На что они жалуются?

— В начале спецоперации этого было намного больше, а сейчас люди уже устали и так пристально не следят. Это ведь как наркотик. У нас в психологии это называется «ориентировочный инстинкт». Павлов Иван Петрович называл его «Что такое?». Этот инстинкт в нас живёт. Для выживания он человеку очень нужен. Тот, кто не ориентировался на этот инстинкт, тот погиб. В эволюционном плане, конечно. Этот инстинкт очень сильный. Вся реклама на нём завязана. Она устроена так, чтобы возбуждать ориентировочный инстинкт. Получая важную информацию, человек не может остановиться, он ей напитывается. А когда человек от этих новостей отвлекается и видит, что вокруг есть жизнь, близкие и так далее, он может переключиться. Это можно сравнить с Чемпионатом мира. Мы посмотрели, обсудили, потом усталость наступает, истощение. И такого интереса уже нет. В общем, надо ограничивать себя. Конечно, я тоже новости смотрю, но спокойно их воспринимаю. В этом плане я само спокойствие.

— На какие месяцы этого года пришелся пик обращений от тревожных пациентов?

— Это были апрель и май. Люди, которые на тот момент сильно тревожились, сейчас немного успокоились. Некоторые даже что-то приняли или просто адаптировались. Из-за мобилизации тревожились немногие, так как стало понятно, что не так уж много людей набирают. К тому же это конкретное событие. Тут либо прячешься, либо идешь воевать. Мобилизованным не до тревоги. Они шапку в охапку и побежали. Тревога — это когда не совсем понятно. Тревога в апреле и мае началась тогда, когда ожидания не оправдались, когда конфликт не закончился за два месяца. Именно в апреле-мае пришло понимание, что всё не так. Появилась неизвестность. Кроме того, у многих людей были планы. Они стали думать: «Куда же мы поедем отдыхать?».

— Что делать, чтобы снизить тревожность?

— Конечно, хочется, чтобы тревожных пациентов было меньше, так как они подпитывают других. То есть снижение тревоги нужно в социальном плане. Для борьбы с ней нужны сильные вещи. Кому-то помогает вера. Кому-то — информация более полная. В первую очередь нужно понять, что ты живой и здоровый. Главное — постоянно помнить про это. Нужно осмотреться и понять, где вы живете. Понять, насколько опасно то, что вы здесь живете. Некоторым я даже прямым текстом объясняю: «Ребята, тут ещё с советских времён сильная ПВО, и потому никто не даст сюда чему-либо залететь». Такая информация очень успокаивает. Если человек знает об этом, он более спокоен. А если это место сильно беспокоит, то действительно можно уехать в Сибирь, в Казахстан или в Италию. С другой стороны, нужно понять, что боевые действия всегда были. Правда, не так сильно были развиты средства массовой информации. Локальных конфликтов было много. Даманский я с детства помню. Афганистан был. Приднестровье, Грузия, Чечня. С чего вы решили, что сейчас как-то хуже, чем во времена афганской войны? Но и тогда люди не теряли надежды, они строили свою жизнь, заводили детей, покупали квартиры. Именно так я и говорю людям, которые тревожатся. Тревога — это маркер страха. А страх связан с отсутствием информации. Надо понять, что конфликты — это нормально, что они были испокон веков. Были 80-летние и даже столетние войны. Они были ужаснее и чаще. В Гражданскую войну Есенин сочинял и читал стихи. Говорить, что жизнь остановилась из-за того, что началась специальная военная операция, — это уход от реальности.